Год багульника. Осенняя луна - Страница 2

Юноша вскинул тонкие брови.

— Это почему же? Ты ведь скоро станешь ее кейнаром, правда? Об этом уже все знают!

— Не имей привычки лезть не в свое дело! — резко, почти грубо, оборвал его краантль.

Иштан в недоумении уставился на друга — он еще никогда не слышал, чтобы тот так разговаривал. Детская обида поднялась в его душе.

— Ну и не надо! — надулся он. — Не больно-то и хотелось! Хочешь пригласить кого-то из своих друзей вместо меня, так и скажи.

Укор совести больно кольнул Кравоя — и чего он взъелся на мечтательного юношу, он же здесь совсем ни при чем. Пытаясь загладить свою вину, он подошел к Иштану и тепло положил ладонь ему на плечо.

— Слушай… Ты прости, что я тебя обидел. Просто я не привык говорить так открыто о некоторых вещах…

Лунный эльф с робкой улыбкой поднял на него взгляд. Кравой вздрогнул — эти глаза, такие синие и глубокие, точь-в-точь, как у сестры! И эта доверчивая улыбка… Воспоминание о Моав заставило сердце сжаться, но он тут же взял себя в руки. Он дружески потрепал веллара по плечу.

— Ну что, забыли?

— Забыли, — смущенно усмехнулся Иштан.

— Ну если забыли, тогда продолжаем разговор. Кстати, а ты сам-то видел своего авлахара?

Юный эллари потупился.

— Эээ… Нет… Я решил, что я еще не готов, что надо сначала набраться сил, и вообще…

— Да уж, а то вдруг он как замяучит, да как выпрыгнет! — рассмеялся Кравой. — Ладно, надеюсь, я со своим справлюсь. Так когда же мы узнаем страшную тайну авлахии?

Веллар снова деловито засуетился вокруг поддона. Он достал спички, чиркнул ими и осторожно поднес огонек к одной из палочек. Кравой внимательно следил за его действиями.

— А что мне надо делать?

— Сейчас расскажу, — не отрывая взгляда от огонька, ответил Иштан — его глаза азартно сияли.

Наконец, смола занялась. Иштан подождал, пока пламя станет чуть-чуть больше, затем задул его. По храму струйками поплыл сизый дым. Лунный эльф развернулся к Кравою.

— Значит, так — ты вдыхаешь дым, пока тебе не начнет казаться, будто это вовсе и не ты, понял?

Кравой нахмурился.

— Примерно. А как я узнаю, что это уже не я?

— Не переживай, ты не ошибешься, — улыбнулся Иштан. — Если тебе начнет что-то казаться, значит, процесс пошел.

— Ну, и что дальше?

— А дальше ты должен думать о воде.

— О чем?!

— О воде, — терпеливо повторил веллар. — Думай о том, как она выпадает дождем, как он впитывается в землю и проходит по ней до самых корней растений. Представь себе, как вода поднимается по стволу дерева, как напитывает его.

— И все? — подозрительно спросил Кравой.

— Нет, не все, — передразнил его Иштан. — Потом представь себе дождь над Синв-Ирилем, как его прозрачные капли смешиваются с черными водами озера. Ну а затем тебе останется самая малость — соединить в своем воображении эти два пути воды, понять, что это — одна и та же нить, соединяющая все на земле.

Карие глаза Кравоя просияли.

— Кажется, я понимаю, о чем ты говоришь! — радостно произнес он.

Иштан бросил на него внимательный взгляд и посторонился, освобождая место у дымящегося поддона.

— Ну, тогда подходи.

Солнечный эльф осторожно приблизился и наклонил вперед голову; белесый дым тут же обвил ее, точно пылью припорошив золотистые волосы.

— Вдыхай не больше пяти раз, — поспешно предупредил Иштан.

Кравой кивнул и, помедлив мгновение, сделал глубокий вдох. Он не успел и выдохнуть, как земля качнулась у него под ногами. Он быстро вдохнул еще раз — качание остановилось; вместо этого появилось какое-то странное ощущение — его тело как будто сделалось вдруг неподвижным, словно чужое. Казалось, пожелай он сейчас пошевелить рукой или ногой, у него ничего не получится! У Кравоя появилось ощущение, будто он находится не в своем теле, а где-то рядом, и это находящееся рядом сознание обладает собственной волей и собственной жизнью — жизнью куда более гибкой и тонкой, нежели та, к которой он привык… Вспомнив слова Иштана, он попытался представить себе, как течет вода. Он и сам удивился, насколько легко это ему удалось! Вот она уже журчит совсем рядом, обтекает его со всех сторон. Он погружается в ее прохладные объятья… В следующее мгновение образ меняется, он слышит шум дождя, густой, настойчивый: он проникает в каждую трещинку в земле, делая ее черной и маслянистой, растекается по камням, подмывает их у самого основания. Навстречу ему сквозь почву тянутся белые нити корней, они жадно пьют живительную влагу, поднимают ее по древесным жилам. Вода тихо струится внутри растений, и так же тихо шелестит дождь… Серой пеленой застилает он кроны деревьев, серые камни, его капли растворяются в реках и озерах, исчезая в их водах, чтобы продолжить свой долгий-долгий путь. Светлыми слезами падают они в черные воды Синв-Ириля, точно оплакивая кого-то, а мертвое озеро все поглощает и поглощает их, жадно, ненасытно… Капля за каплей исчезает в его глубинах, алмазами падают осколки дождя на его дно, страшное и темное. Но сила жизни, заложенная в них, слишком сильна! Раздвигая собой холодный камень, просачиваются капельки прочь из этого царства смерти, бегут навстречу полным жизни корням, круг замыкается.

Вслед за каплями путешествует душа Кравоя: с ними он выпадает дождем, струится ручьями между гладких камней, маленькой капелькой крадется в пахучей темноте земли, скользит сквозь маслянистые воды Синв-Ириля… Перед ним мелькают чьи-то лица, множество лиц, самых разных и в то же время таких похожих друг на друга. Среди них есть и мужчины, и женщины, они улыбаются, злятся, некоторые из них задумчивы, другие — веселы и легкомысленны, третьи — суровы. Одно из них появляется чаще остальных — бледное жестокое лицо в рамке темных струящихся волос. Кравой всматривается в него внимательнее и внимательнее, и холодный ужас охватывает его. Он скорее чувствует, нежели знает, кто это! Бег воды ускоряется, капли дождя сливаются в сплошные нити, реки выходят из берегов, не в силах вместить в себя потоки дождя, земля намокает, превращаясь в черную жижу. Все быстрее и быстрее течет вода…