Год багульника. Осенняя луна - Страница 29

Глава 9. Давние дела и странные решения

Моав находилась в ужасном расположении духа. После возвращения из моря она словно взбесилась — ходила, не находя себе места, бормотала злобно себе под нос, а на все увещевания Кравоя лишь огрызалась.

— Ее тоже можно понять, Йонсаволь, — терпеливо рассуждал тот. — Представь, что в твоем доме живет чудовище, которое не дает тебе спать — ты бы, наверняка, сделала все, чтобы избавиться от него.

— Да, но не такой же ценой!

— Цена, цена… В последнее время я только и слышу, что о цене! Стоит ли оно того, не стоит! Надоело! — вспылил Кравой. — Что было бы, начни солнце думать, стоит ли тратить на нас свой свет или нет!

— Боюсь, нам бы довелось жить в полной темноте, — вдруг рассмеялась Моав.

Кравой вздохнул с облегчением — приступ гнева, охвативший маленькую эллари, прошел. Он поспешил подыскать другую тему для разговора.

— А вообще странная она, эта Седна — я как глянул на нее, так меня будто обухом по голове огрели!

— Ты бы себя видел со стороны! Я никогда не думала, что ты умеешь так смотреть на женщин! — улыбаясь озорной улыбкой, воскликнула Моав.

Кравой покраснел до самых ушей.

— Опять ты глупости говоришь! Хорош бы я был с этой хвостатой в Круге песен.

— И все-таки признайся, она тебе понравилась.

Он поднял умоляющий взгляд на Моав и засмущался окончательно — ее глаза смотрели непривычно игриво.

— Она очень красивая, это правда…

— Да, правда, — просто признала веллара, — очень красивая. Такая вся неземная…

— Конечно, неземная — она ведь в море живет! — резонно заметил Кравой.

Они переглянулись и весело рассмеялись.

— Ладно, давай спать, — предложила Моав. — Может, тебе приснится, что у тебя вырос хвост и ты отправился жить в Ин-Ириль! По-моему, ты был бы не против.

— Да, если в Ин-Ириле не действуют законы Эллар, — тихо проговорил Кравой, глядя ей прямо в глаза.

Моав опустила взгляд и не ответила. Расстелив плащ, она легла на него так, чтобы было видно огонь. Кравой устроился неподалеку. Моав молча смотрела на угли и изредка вздыхала, точно сокрушаясь о чем-то, Кравой тоже ничего не говорил — глядя, как догорают дрова, он вспоминал, но на сей раз совсем не морскую красавицу…

Он вспоминал подобную ночь много лет назад, когда они с Моав так же лежали возле догорающего костра. Такая же тихая ночь окружала их, так же потрескивали угли, вот только мысли их той далекой весной были куда более легкими и радостными. Лунная княжна тогда едва перешагнула порог детства, вступив в прекрасную юность, сравнимую разве что с первым нежным лучом утренней зари. И сейчас воспоминание о ее невыразимой хрупкости в ту пору заставляло учащенно биться сердце Кравоя. Молодой воин, едва прошедший посвящение в храме Солнца, стал завороженным свидетелем этого чудесного превращения. Терзаемый смутными желаниями, он удивленно наблюдал, как детское тело Моав изо дня в день наливается женственной красотой, как становятся более плавными ее обычно порывистые движения, как нежные нотки закрадываются в звонкий голос. Глядя, как смущенно опускаются синие глаза веллары, стоит лишь им встретиться взглядами, он чувствовал — что-то переменилось в их отношениях закадычных друзей. Что-то, что исподволь зрело в их сердцах вплоть до той самой ночи…

***

Это было на исходе весны. Они второй день пробирались по лесу — лучники Лагда совсем недавно видели здесь забредшего виверна с детенышем. Моав захотела посмотреть на дракона, и безотказный Кравой, как всегда, вызвался ее сопровождать.

Несмотря на то что они продвигались почти бесшумно, осторожный зверь, похоже, чуял их и отступал все глубже в лес, оберегая малыша. Весь день солнечный эльф и маленькая веллара безуспешно прочесывали заросли в надежде найти хоть какие-то следы пребывания этой пары, но все тщетно. К вечеру они смертельно устали; разведя костер и наспех поужинав, они улеглись у догорающего костра на теплый плащ Кравоя, не в силах пошевелиться от усталости, и тут же заснули.

К утру похолодало — майская ночь еще не совсем сбросила стылое дыхание зимы. Дрожа от предрассветной прохлады, юная эльфа во сне зябко куталась в свой край плаща. В попытке согреться она прижалась к теплому боку Кравоя; тот вздрогнул и открыл глаза… Он с сонным удивлением смотрел на лежащую рядом Моав — разбуженная резким движением, она тоже не спала. Взгляды их встретились, окатив друг друга волной изумления. Сколько раз во время таких вылазок они спали под одним плащом, согревая друг друга — теперь же молодой краантль словно впервые смотрел в прозрачные синие глаза эллари, и сердце его все еще бешено колотилось от ее прикосновения. Новый, неведомый ему взгляд женщины, неожиданно проснувшейся в маленькой эльфе, бесконечно смущал Кравоя, очаровывал, манил, пробуждая чувства, которым он даже не мог придумать названия.

«Любишь ли?» — спрашивал этот синий взгляд, «Люблю, люблю!» — страстно отвечали темные глаза солнечного эльфа. Сколько лет потом преследовал Кравоя этот говорящий взор, сколько раз готовы были сорваться с уст несказанные слова! Но тогда… Повернувшись к Моав, он коснулся пальцами еще по-детски пухлых губ, нерешительно пощупал упавшую на лицо белую прядь, затем положил руку на затылок эльфы, погрузив концы пальцев в мягкие волосы — и как он раньше не замечал этого сладкого пьянящего запаха! Тонкое девичье тело доверчиво потянулось к нему, мягкие губы раскрылись для поцелуя. Горячая рука Кравоя скользнула под холодный шелк сорочки, осторожно легла на тонкую спину, он привстал на локте и прижался к маленькой велларе, готовый разрушить последнюю преграду, разделяющую их. Навеки привязать ее к себе, только к себе, заточить в свою любовь, как в крепость…